У Стожарова есть отецъ, обладатель недурного имѣнія. Туда-то и направляется нашъ герой, чтобы заложить свой фундаментъ. Туда же направилъ свои стопы и Карамановъ. Лицо у него, какъ "смоленая дратва", "улыбка собачья", "глаза стоячіе", голова, хотя и стриженная нагладко, но до нея "не касалась ни гребенка, ни щетка". Старикъ Стожаровъ, освѣдомившись о его имени и званіи, спрашиваетъ не родственникъ ли онъ сосѣдняго богатаго помѣщика. "Да, къ несчастью, я сынъ этого негодяя", спокойно выпаливаетъ Карамановъ, и чтобы ошарашить бѣднаго старичка въ конецъ, продолжаетъ: "Мнѣ говорили, что вы честный человѣкъ. Это такое рѣдкое явленіе, что я пришелъ посмотрѣть на васъ"… И дальше весь разговоръ ведется въ такомъ же тонѣ. Изъ него узнаемъ, что Карамановъ ищетъ "честной работы", почему нигдѣ ужиться не можетъ, и проситъ, чтобы старикъ принялъ его къ себѣ въ рабочіе. Пока живъ его богатый отецъ, Кармановъ не хочетъ съ нимъ связываться, но отъ своей доли въ имѣніи, перешедшей къ нему отъ матери, онъ не отказывается и ждетъ, пока умретъ отецъ, чтобы затѣмъ осуществить свой особый планъ осчастливить "подлое человѣчество". Здѣсь и застаетъ его Стожаровъ, пріѣхавшій для закладки фундамента. Когда Стожаровъ, десять лѣтъ не бывшій дома и не писавшій ничего о своемъ пріѣздѣ родителямъ, является неожиданно въ домъ свой, на порогѣ его встрѣчаетъ смерть: старуха нянька, все сторожившая его пріѣздъ изъ слухового окна, падаетъ съ лѣстницы и убивается на смерть. Эта неожиданность наводитъ Стожарова на слѣдующее философское размышленіе: "Какая странная, роковая встрѣча… Неужели отъ одного нашего приближенія должны вымирать старые люди, какъ вымираютъ дикія индѣйскія племена отъ соприкосновенія съ европейской цивилизаціей?".
Въ романѣ нѣтъ поясненій, какіе предварительные шаги дѣлаютъ оба героя для осуществленія своихъ плановъ, пока ихъ отцы живы. Одинъ, повидимому, все обдумываетъ свою "узенькую пользу", другой пока работаетъ у него же въ батракахъ и между дѣломъ сокрушаетъ "зубы" неправдѣ. Но отцы смертны, и наши герои, получивъ въ наслѣдство, большія состоянія, приступаютъ къ дѣлу… "обновленія общества", ни больше, ни меньше, о чемъ мы узнаемъ изъ слѣдующаго разговора Караманова съ сумасшедшимъ Канадѣевымъ (по мѣрѣ надобности авторъ излѣчиваетъ его на время).
"– Я хочу попробовать сдѣлать тотъ послѣдній шагъ, который люди боятся и не умѣютъ сдѣлать, чтобы быть счастливыми,– процѣдилъ Карамановъ сквозь зубы. – Мы рѣшились съ Стожаровымъ начать дѣло обновленія общества на новыхъ началахъ,– сказалъ онъ съ разстановкой, какъ бы стараясь гвоздемъ вбить свои слова въ мозгъ Канадѣева. – Ты, вѣроятно, находишь, что начальныя мои слова слишкомъ громки? – вдругъ спросилъ онъ, замѣтивъ, что зеленые глаза Канадѣева выразили не то сомнѣніе, не то насмѣшку. – Они и должны быть громки. Тамъ, гдѣ словами не прошибешь деревяннаго черепа, надо вбивать это слово обухомъ. Тамъ, гдѣ словъ не слышатъ, надо кричать… Надо обновить общество, перевоспитать, создать, хоть изъ земли выкопать… Мы уже начали это дѣло. Стожаровъ отдалъ даромъ все свое имѣніе бывшимъ своимъ крестьянамъ – отдалъ землю, усадьбу, всѣ заведенія. Онъ хочетъ перевоспитать старую крестьянскую общину, я хочу создать новую. Вотъ почему я ищу пустыню, никѣмъ не заселенную, куплю эту пустыню и заселю ее. Здѣсь въ заволжскихъ степяхъ, по сосѣдству съ Азіей, всего удобнѣе будетъ осуществить мою завѣтную мысль – сдѣлать тотъ великій, послѣдній шагъ… Я куплю здѣсь свободныя земли и заселю ихъ охотниками,– говорилъ Карамановъ,– земли свои я отдамъ даромъ моимъ колонистамъ съ условіемъ, чтобы они разорвали всякую связь съ старыми крестьянскими порядками… У насъ будетъ собственность.
– Значитъ, ты признаешь принципъ вознагражденія, принципъ платы, заработка, а слѣдовательно принципъ богатства и бѣдности,– замѣтилъ Канадѣевъ. – Это скользко…
"– Для неподкованнаго ума скользко… А мой умъ подкованъ прочно,– отвѣчалъ Карамановъ…"
Вотъ и все. Стожаровъ пріѣзжаетъ за Бармитиновой, чтобы увезти ее въ свою общину, но Бармитинова не вынесла непосильныхъ трудовъ по школѣ, заболѣла чахоткой и умираетъ, а наши герои уходятъ съ послѣднихъ страницъ романа исполнять свои планы. Есть тутъ, правда, еще вводныя лица, но особаго значенія не имѣющія. Напр., дѣвица Марина, относительно которой Карамановъ съ перваго абцуга заявляетъ ея брату Канадѣеву, что "она должна быть глупа и мелка", отъ того, что "слишкомъ хороша", а при первой встрѣчѣ съ нею выпаливаетъ: "я думалъ, что вы все-таки умнѣе". Такими упрощенными пріемами, хорошо изученными еще писаремъ у Гл. Успенскаго ("она одно, а ты ей – совсѣмъ напротивъ"), Карамановъ убѣждаетъ дѣвицу, что онъ и есть соль земли. Дѣвица бросается къ нему на шею "прыжкомъ кошки", но онъ остается твердъ и непоколебимъ, и повторяетъ урокъ Стожарова Бармитиновой. "За моимъ великимъ дѣломъ я буду думать не о дѣлѣ, а о васъ", и потому "дѣлаетъ послѣднее усиліе, отталкиваетъ отъ себя обѣими руками грудь дѣвушки, и она падаетъ на землю". Карамановъ уѣзжаетъ одинъ, а дѣвица готовится стать "человѣкомъ", чтобы быть достойной этого великаго мужа съ лицомъ цвѣта "смоленой дратвы" и съ хорошо "подкованнымъ умомъ".
Что же это за настроеніе, которое привлекало читателей шестидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ къ этому роману, несмотря на всю неестественность героевъ и общую нехудожественность всего произведенія? Эти отрицательныя стороны и тогда кидались въ глаза всѣмъ, но они стушевывались и исчезали передъ основной тенденціей романа, которая преобладала тогда въ настроеніи прогрессивныхъ кружковъ общества. Тенденція эта – вѣра въ себя, въ силу личности, которая можетъ перестроить міръ на разумныхъ основаніяхъ. Необходимо только сдѣлаться критически мыслящей личностью, чтобы выработать ясный, толковый планъ разумной жизни, согласно которому и остается передѣлать общество. Сама по себѣ эта перестройка дѣло нетрудное, разъ окажется достаточно сильныхъ личностей, такихъ Стожаровыхъ, Карамановыхъ, Бармитиновыхъ и Маринъ. Въ нихъ-то и заключается вся сила вещей, они-то и суть творцы новой жизни. И всякій, кто мнилъ себя критически мыслящей личностью, съ жадностью хватался за "знаменіе времени", увлекался героями романа и посильно подражалъ имъ. Ихъ рѣчи, мысли, чувства находили себѣ отголосокъ въ читателѣ, который, приблизительно, такъ же говорилъ, мыслилъ, чувствовалъ. Разсматриваемый съ этой точки зрѣнія, романъ "Знаменіе времени" получаетъ несомнѣнный историческій интересъ. Для пониманія бурной эпохи 70-хъ годовъ онъ даетъ очень много. Въ рѣчахъ, если не въ поступкахъ,– хотя и поступковъ такихъ было въ то время довольно,– его героевъ сохранились задушевныя мысли передовыхъ людей того времени, и, слушая ихъ, мы какъ бы присутствуемъ при страстныхъ дебатахъ, какіе велись тогда за или противъ переустройства общества на тѣхъ или иныхъ новыхъ началахъ. Теперь мы ясно видимъ всю наивность этихъ проектовъ, проявляющуюся хотя бы въ этой "абсолютной общности труда, денегъ, заработка, всего имущества", и "съ передѣлами земли". Этотъ передѣлъ земли, которая находится въ абсолютной общности, а слѣдовательно и передѣлять ее нѣтъ никакой надобности,– какъ кончикъ ослинаго уха, выдаетъ съ головой Стожарова. То же и въ карамановской новой общинѣ, гдѣ всѣ общее, но тѣмъ не менѣе существуетъ заработная плата и проч. Не въ томъ сила, это мелочь, деталь,– важна вѣра въ силу личности, которая въ одинъ прекрасный моментъ можетъ перевернуть міръ. И читатель упивался этой вѣрой, а мы, отдаленные отъ него тридцатилѣтіемъ, полнымъ такихъ глубокихъ разочарованій, можемъ отнестись къ этой вѣрѣ лишь съ "горькой насмѣшкой сына надъ промотавшимся отцомъ". Сколько бы не увѣряли насъ современныя намъ "точенныя головы" и "хорошо подкованные мозги", что сила въ личности, въ субъективномъ отношеніи къ дѣйствительности",– имъ не увлечь за собой никого. Сколько бы ни практиковали они карамановскаго рецепта – "кто мимо, того въ зубы",– время ихъ прошло.
Потому-то и думается намъ что воскрешеніе такихъ произведеній, какъ "Знаменіе времени", является для нихъ не воскресеніемъ, а скорѣе – вторичными похоронами. Люди переживаютъ нерѣдко свое время и настроеніе, выдвинувшее ихъ когда-то, но время не повторяется. Довлѣетъ бо дневи злоба его, и у каждаго дня своя печаль, у каждаго времени – свое знаменіе. "Что прошло, того не будетъ вновь",– сказалъ поэтъ.
Requiescat in pace.
Августъ 1900 г.